Магические пространства Николая Сенкевича: в поисках потерянных цивилизаций.
«Люблю появление ткани…» Осип Мандельштам
Искусство Николая Сенкевича живет в протяженностях зыбкого пространства, наполненного магией прикосновений – как сон далекого детства. Мерцая своей барочной пластикой, образы художника существуют в двух состояниях – облачной невесомости и телесной воплощенности, сохраняя живую и трепетную фактурность классической живописной школы.
Подлинное место Николая Сенкевича в истории современной культуры уже обозначено, но оно живет, присутствуя в своей свободной незакрепленности, в непрестанном движении, омываясь актуальностью новейших художественных языков. Сегодня, глядя уже из нового тысячелетия, очевидно, что пространство художественного обитания Николая Сенкевича незримо отмечено особым знаком, где уникальность творчества абсолютно совпадает с образом личности. Оно сближается с оптикой Рене Магритта, с видениями Поля Дельво, с экспериментами школы «русского космизма». Его жизнь словно замирает на пороге своего пробуждения, готовясь к новым динамическим трансформациям.
Искусство Николая Сенкевича развертывается как рождающаяся вселенная. Оно формируется в сдвигах и складках, приоткрываясь на мгновение, обнажая свое внутреннее, чтобы вновь вернуться в молчание вечности. Реальность Николая Сенкевича обретается в сложных, парадоксальных рельефах, впадинах и возвышенностях, существующих в пределах реальной топографии Земли, но в то же время несущих в себе незримый, мистический энергетийный образ миров нашей памяти. В пространственных координатах художника объединяются две точки зрения — его пластическая оптика одновременно включает в себя близкое и далекое, находясь в свободном парении, вне зависимости от гравитации, вне законов физического мира.
«Люблю появление ткани», - свидетельствует Осип Мандельштам, не разделяя поэтической речи и речь визуально-пластическую. Их образность в творчестве Николая Сенкевича двоится, собирается вновь, фокусируется в своей полюсности единой сущностью, трогательно беззащитно, как улыбка ребенка. Ее живая феноменальность наполняется стихией вопроса-ответа, формой и трансформацией, перетекая друг в друга в той же неожиданности как корпускула становится волной. Мир Николая Сенкевича органично живет в этих диалогических состояниях, двигаясь по оси времени и пространства, возвращая в наше виртуальное измерение культурную память и память детства. Этот мир существует в странных формах, знакомых и вместе с тем неузнаваемых, слишком необычных, чтобы признать, что они сотворены человеком. Они хранят на себе и в себе следы космоса, драматургию своего пути, свою неземную, нерукотворную изначальность. Но эти странные объекты-картины все же осуществлены руками человека, художником или, может быть, сталкером, Николаем Сенкевичем, принесшим эти магические «вещи» из пространства, где пребывает его душа.
Они предстают перед нами как медиаторы, посредники между земным и небесным, способные обретать «другую» материю и «другую» образность. Их измерения погружены, как выразился Осип Мандельштам в своем «Разговоре о Данте», «в анатомию дантевского глаза, столь естественно приспособленного для вскрытия структуры будущего времени». Материя, к которой прикасается рука художника, рождает чудо преображения и провоцирует на отзывчивость, на действие, одухотворяя ее вещественность, готовность к новому рождению – и далее дает ей иное продолжение, формирует ее сущность в естестве страдательного залога, в абсолютном сочувствии к миру. Она открывается своей тканью – предельно простой и изначальной как матрица жизни. В этой пластике, в которой скрывается структура дерева, жилище, человеческое лицо и идеальная геометрия цветка, присутствует энергия древнерусской живописи, божественная материя, трепещущая в пальцах и кистях творца, дающего ей дыхание. В пространствах Николая Сенкевича волновая энергия открывает акустические смыслы природы и их связи с человеком. Дыхание спящего мальчика, шорохи земли в горной долине и шелест листьев, послушно трепещущих под дыханием ветра объединяются в единый вдох-выдох, дающий жизнь всему, что появляется на складчатой земной поверхности.
Образ цветка – архетипа пластической культуры Николая Сенкевича - несет в себе постоянство и устойчивую надежду, символ опоры в зыбком и тревожном, но в его идеальной структуре живет вариативность человеческих судеб, их творческие возможности и энергии. Его феноменальность осознается парадоксальными горизонтами, сферами, их радиусами кривизны, гармонией лекал. Рождаясь в гностических учениях, в культуре Средневековья, психоделических медитациях, формы цветка преображаются геометрией барокко, гранями кристаллов кубизма, не закрепляясь в одной точке как эксцентрик, обладающий множеством степеней свободы. Контуры этой свободной игры напоминают танцы богов универсальных культур, естественное волеизъявление «врубелевской» материи, пульсирующее строение «комических струн».
Цветы, божественные посланники, медиумы и медиаторы предстают в пластических циклах Николая Сенкевича в своих ритмических повторах как заклинание, как магические мантры, перемещаясь в двойственностях нашего пространства. Их пластические конструкции открывают особые каналы мистических коммуникаций, позволяя человеку, зрителю, проникать в параллельные миры благодаря абсолютно естественной инструментальности – искусству, утверждая реальность художественных прозрений. В их орнаментальностях, в чистоте иконологии присутствуют свидетельства глубоко личного опыта художника, претворяясь в чудо, мерцая в своих преображениях, пластических метаморфозах, сдвигаясь в величественное универсальное «голубое» и замирая в перламутровых слоях внутреннего покоя планеты Земля.
Земля Николая Сенкевича, обнажаясь в своих космических измерениях, способна сжиматься до точки, до глазного хрусталика, выстраивая свои внешние кулисы, свою сценическую площадку, где разыгрываются действия сил всемирной истории. Ее подвижная структура, попустительствуя творческой игре, открываясь для homo ludens, оказывается способной менять свой образ, свою драматургию, свой внутренний плазменный свет. Он движется как волна от розового – восходящего солнца – до темно-голубого, синих сумерек, уходя в чистую беспредметность психофизических энергий.
В границах искусства Николая Сенкевича естественные слои жизни возвышаются до идеального, а само идеальное возвращается в непосредственную человеческую реальность. Встречаясь в художественной образности, эти две традиционно разведенные полярности создают взаимное согласие, перетекая друг в друга и предлагая новый генетический код художественного творчества.
Поэтика Николая Сенкевича наполнена идей нерасчленного единства как зерно будущего растения, не разделяя в своих истоках первичный смысл жизни. Каждое произведение Николая Сенкевича – это «маленькая зеленая дверь в стене», она позволяет проникнуть во внутреннюю иерархию художественных ценностей, естественно принадлежа миру осуществленных желаний. Его топография сосредотачивает в себе реликтовые пространства, их протяженности и сдвиги, переходы и остановки, конфликты и гармонию, приглашая пребывать, погружаться в прощания и встречи, в мистериальную образность, превращающую зрителя в участника, как это происходит в мифе, сказке или в притче. Она не знает дистанции, сначала притворяясь всего лишь сценой, местом события, наблюдения, но тут же втягивает зрителя в свою волшебную слоистость, где время, дойдя до своих пределов, останавливается и замирает.
Николай Сенкевич ищет устойчивость в точках нелинейного равновесия, в средиземноморских покачиваниях и колебаниях, обращаясь к древнейшей форме сосредотачивания – медитации. Художник сливается с ритмом и музыкой своих пластических переживаний, творя свой театр, где персонажи играют в свой вечный нерасторжимый диалог между художником и стихией, человеком и природой. В его изысканно-артистических формах оживают все состояния великого человеческого эпоса и его традиционных образов. Они обретают безвесие, парят, опускаются на землю, скручиваются как пружинки, скрещиваясь в движении в парадоксальный организм, замыкаясь в его целостности иероглифа и распускаясь в образах экзотического цветка с фантастическими, наполненными пылающей плазмой, стеблями.
В самой структуре творчества Николая Сенкевича, в драматургии его пластических размышлений, в настойчивом вопрошании реализуется великий круговорот истории и культуры. Классические сюжеты художника, собранные вместе в своем вариативном единстве, описывают бесконечную феноменальность нашей реальности, где в согласии обретают свой смысл человек, сотворенные им формы и естественность мира. В этих пространствах обнажаются хранилища интимного, глубоко личного, наполненные солнечным космосом: буддийские пейзажи, по-тернеровски бескрайние и прозрачные, и вместе с тем живущие в готическом калейдоскопе, помноженном на европейские традиции модерна. В них скрыто намечается путь, дорога, плавание, полет – как человеческая судьба, выявляя свою свое сходство с щемящим вектором человеческой воли и стойкости.
Очевидно, искусство Николая Сенкевича содержит в себе особую тайну, оно хранит ключ к тем ситуациям, что составляют великие потоки жизни, готовой умирать и возвращаться, всегда оставаясь в своих метафизических пределах. Это искусство располагается в пространствах между прошлым и будущем, сном и бодрствованием, в магическом зависании между небом и землей, когда разум забывает о своих сомнительных правах и наступает мгновение откровения.
© Виталий Пацюков